Записки командира батареи
1941-1945

 

И снова я в родной 5-й гвардейской Армии. Академия,как я и думал, прошла мимо. Стоит Армия в обороне на Сандомирском плацдарме. Справа за поймой Вислы в легком тумане виднелся город Сандомир, там в начале 17-го века был воеводою Ежи Мнишек,отец Ларины Мнишек, которая в тяжелые годы Смуты стала царицею московской.
Может быть такое же серое небо видела Ларина,когда карета прогромыхала по мосту через Вислу,увозя дочь воеводы на великие муки в далекую Московию, и она сказала последнее "прощай" родной земле. Поныне стоит в городе Коломне "Маринкина башня", в которой ее замуровали живую. Так гласит легенда,но не более.
Начальник оперативного отделения штаба артиллерии майор Горлинский попросил побытьв резерве и поработать в его отделении.
Сам Горлинский был химик по образованию,военным делом никогда не занимался,но был хорошим исполнителем, имел умную голову и с обязанностями справлялся вполне успешно.
Интересных дел каких-либо мне не перепадало,а ездил несколько раз проверять проштрафившиеся дивизионы. Там каждый старался как-то оправдаться,понапустить туману,порассказать какая это сложная штука командовать дивизионом,видя во мне штабного чиновника,который близко к батарее или дивизиону не подходил,а потому ему можно рассказывать любые сказки.
Когда мне это надоедало,я прямо говорил,что сам командир дивизиона и дело свое знаю,а ты лучше скажи,как мне помягче доложить, чтобы тебя не сняли с должности? Эффект получался любопытный.
Пробыл в резерве недолго, отпраздновали какой-то юбилей Армии и я убыл в 13-ю гв. СД начальникам штаба полка.
Перед юбилеем довелось выполнить совсем не военную работу,но ту поездку запомнил по многим причинам.
Как я уже сказал, праздновался юбилеи Армии. В армейском госпитале готовилась выставка, посвященная боевому пути Армии. Майор Горлинский,памятуя,что я когда-то учился живописи,попросил посмотреть, что и как делают оформители при подготовке выставки.
Госпиталь располагалась во дворце князя Радзивилла в каком-то поместье. Бои давно затихли и раненых не было. Лишь в одной комнате на двойных нарах одиноко умирал от заражения крови солдатик лет 19-и.
Всегда меня потрясало смирение перед судьбой обреченных на смерть. Мальчик тихо улыбался, когда к нему подсаживались сестрички, а те, поговорив, уходили в другую комнату и плакали. Вскоре он умер.
Художники были в "запарке", сроки поджимали, а боевой путь на громадном полотнище бумаги виднелся только в карандашном наброске.
Особо трудно продвигались живописные куски, с изображением отдельных этапов пути. Каждый трудился над своей темой.
Ребята, узнав, что я когда-то занимался рисованием, упросили помочь им и взять на выбор любую тему. Я решил изобразить, как мы с Антюхиным месили грязь по Украине.
Все отметили динамичность композиции и ее достоверность, а две девчушки из ансамбля даже сплясали в мою честь чечетку.
Через 40 лет я развил эту первую наметку и сделал картину. На выставке получил награду и диплом Лауреата, но чечетка доставила мне удовольствие большее, чем диплом.
Во дворце я был представлен княгине Радзивилл. Эта молодая, красивая особа энергично помогала в устройстве вечера и пекла какие-то пончики или пирожки, так что церемония представления не носила официальный характер.
Она жила здесь же в мезонине дворца. Ее муж, капитан польской армии, когда немцы ворвались в Варшаву, во главе польских гусар бросился на танки и погиб. Поляки свято чтут его память.
В 32 гв. артполку 13 гв. дивизии произошла неожиданная встреча.
Вошел ко мне начальник секретной части и говорит:
- Товарищ капитан, а помните вы старшину Задорожного? -
- Как не помнить! Я был курсантом полковой школы, он старшиной школы! Очень хороший человек! -
Открывается дверь и строевым шагом подходит старший лейтенант Задорожный. Но не успел он вымолвить слова, как я сделал то же самое и доложил:
- Товарищ старшина, курсант Виноградов прибыл в ваш полк для прохождения дальнейшей службы!- Обнялись и долго вспоминали дела 1939года, когда вместе служили под Перемышлем.
Утром 12 января 1945 года была назначена артподготовка, Армия должна была прорвать немецкую оборону и наступать на Ченстохов и далее к Одеру.
Артподготовка длилась 107 минут, на каждый километр фронта было сосредоточено 250 артиллерийских стволов, 20-30 танков.
Мощь громадная.  И мы двинулись на Ченстохов.
При наступлении, за линией какой-то железной дороги, противник контратаковал нашу пехоту. Я стоял на железнодорожнм полотне возле трех брошенных вагонов и хорошо видел бьющий пулемет от группы сосен. Побежал было к сорокопятке на прямой наводке, но пулеметчик увидел и меня. Пришлось быстро спрятаться за колеса.
Пули били по металлу вагона, большие колеса надежно защищали меня. Командир сорокопятки сам увидел пулемет и через какое-то время, прогнал его.
Когда я вернулся к машине, то шофер обратил внимание,что из моего полушубка в нескольких местах торчит белая шерсть.
Обследовали и оказалось - осколки от пуль изорвали спину и бока моего одеяния, но хуже всего было то, что оказались исполосованными шаровары,а запасных у меня не было.
Покойный комбат Антюхин, наверное, сказал бы:"Везет тебе, парень".
Под Ченстоховом начальник разведки сообщил, что сдались 17 человек власовцев.
В этой дивизии я не знал командиров батальонов, но поспешил в батальон. Это не было любопытством - эка невидаль, пленные!- подспудно билась мысль: нет ли там знакомых? Ведь службу я начинал с тверскими и московскими ребятами под Перемышлем. Я уехал в училище, а они вступили в бой с первого часа войны. Как их громили прямо в летнем лагере, мне рассказал ветеринар, встреченный на обороне Киева.
Могли по молодости придумать вот такой способ вырваться из плена, а потом, дескать, перебежим к своим. Это теперь, сидя дома, легко быть умным и поучать, что надо было вот так да вот этак. А тем юнцам, вчерашним школярам, страшная досталась доля.
Кроме того, я знал, что армия Власова при ее формировании была укомплектована лучшими ребятами из города Калинина/Твери/. Так что все могло быть...
Вот и подумалось: не встречу ли кого? Не помогу ли чем перед суровым законом?  Тоже, конечно, наивно.
Но я не успел. Все семнадцать лежали на опушке леса на талом снегу перед домом лесника, расстрелянные по приказу пьяного командира батальона.
Стоял и думал: неужели в нас не сохранилось ничего человеческого?
Неужели и дальше судьбы людей будет решать не закон, а любой пьяный дурак? А кончится война? Снова разделимся на красных и белых?
С тяжелым сердцем поехал к Ченстохову.
Наша 13-я гвардейская дивизия форсировала Одер в районе городов Бриг и Олау. Голодный и серый Одер течет по низкой пойме.
У деревни Линден я перешел по мосту, сооруженному саперами, как всегда, из "подручного материала",т.е.что попало под руку, и оказался ,наконец, на немецкой земле.
Четыре года шли к этой реке.
Не сейчас, а вчера, сидя ночью в землянке на берегу Одера, я думал о труднейших днях Сталинграда, вспомнил друзей, кому судьба не судила дойти до Германии.
И, наконец, настал день, когда я, один из уцелевших сталинградцев иду по земле немецкого Рейха. Что, наступил час расплаты?
Да, конечно так. Позади - сотни километров искромсанной войною земли России, Украины, Польши, впереди - целая и ухоженная равнина Германии.
Население бежало. Стояли пустыми чистенькие аккуратные дома, ровненькие заборчики по грудь высотою, а за ними - садики с дорожками из цементных плиток, хозяйственные постройки не уродовавшие, а украшавшие эти сады.
Зашел в один дом, другой. Передо мной развертывалась незнакомая мне жизнь. Даже в брошенных домах было чисто, уютно, везде лежал отпечаток заботы и труда их хозяев.
В каждом доме была комната для ребят, ее легко узнавал по мебели.
В шкафу детские книги, немудрящий набор марок, простенькие фотопринадлежности, коллекции различных значков.
Шел и удивлялся: от такой-то благодати, от тихой налаженной жизни, от домашнего уюта - зачем надо было тащиться в далекую холодную Россию? Чего немцам не доставало дома? Сколько крестьян из этих благодатных уголков лежат сейчас в мерзлой земле на Волге? Я вспомнил те штабеля трупов в обледенелых развалинах Тракторного завода Сталинграда, которые увидел 2-го февраля 1943 года после пленения Северной группировки немцев.
Снова и снова повторял вопрос: что их вело на погибель в заснеженные поля России? Приказ? Горячий патриотизм - Германия превыше всего? Идеи вождей, захватившие весь народ? Надежды на легкую победу? Ответа я не находил. И есть ли он вообще?...
Навстречу вели пленных. Это были немцы старших возрастов, собрали, что называется, с миру по сосенке. Сопровождали их только два автоматчика, направляя тотальное войско за Одер.
Один из пленных, полный и представительный господин, вышел из строя и начал что-то нервно выкрикивать. Получился какой-то митинг на ходу. Группа остановилась, конвоиры не знали что делать.
Я подошел к ним. С моим знанием немецкого языка с грехом пополам разобрал, что господин не хочет в Сибирь, а хочет умереть на земле великой Германии. При мне осмелели несколько пленных, взяли под руки господина и затащили в строи. Колонна тронулась к переправе через Одер.
Но не успел я дойти до следующей группы домов, как услышал снова крики толстого немца. Автоматчик заталкивал немца в строй, но тот кричал и лез на солдата. Остальные робко жались в кучу. Солдат дал очередь поверх головы, но делу не помог, немец хотел умереть здесь, и к чему-то призывал остальных.
Немец умер, как желал. Колонна пошла дальше.
В отдалении стоял двухэтажный дом, возле толпились наши солдаты. Во время боя на чердаке дома находился НП дивизиона, немцы атаковали дом, разведчики и связисты приняли бой, но погиб капитан Бондарев и еще два солдата.
Бондарева я успел хорошо узнать - веселый, общительный, он сразу вызывал симпатию, с ним интересно было потолковать о всяких делах, в том, числе и довоенных. Мы с ним были одногодки.
Смерть пощадила парня в Сталинграде, но только вступил на землю врага и пал.
Лежал на полу, спокойное лицо как бы выражало: я свое дело сделал - дошел, теперь могу отдохнуть.
В 13-й гв. дивизии я повоевал всего три месяца: пришел приказ. Горлинский забирает меня помощником.
Командир полка говорит: - Бери моих лошадей и скачи к генералу Полуэктову/Командующий артиллерией армии/. Уговори его.-
  Не успел расплакаться у Горлинского, как к нему зашел сам Полуэктов. Майор Горлинский с улыбкой доложил мою просьбу. Генерал без улыбки сказал: -Не хочет в штаб Армии, пошлите командовать батареей СОРОКОПЯТОК!-
Ниже должности в артиллерии не было, и я понимал, что генерал угрозы не исполнит /впрочем, исполнить ее генералу ничто не мешало/, но упираться лбом в новые ворота тоже не следовало. Как говаривали запорожцы выбираемому, но упирающемуся кошевому?        "Иди, чертов сын, коли тебе честь оказывают!" И оказался я с марта 45-го года в штабе артиллерии армии.
Командир полка, провожая, сказал:
-Ну что поделать? Желаю тебе удачи! Я с этой должности пришел на полк. Действуй!-
Через несколько дней пришло сообщение, что новый начальник штаба при перемещении подорвался на мине. Может, и здесь повезло?

к содержанию
главная страница