|
Записки командира батареи
1941-1945
Я уже говорил, что ход боя и его результаты с
позиций полкового звена и, скажем, по оценке командарма могут
значительно расходиться.
Вспомним пословицу: конец - делу венец.
Так вот, у взводного бой может закончиться разгромом взвода и даже
полной его гибелью, а у командарма конец будет определен победой и
соответствующей реляцией. И это не будет ложью.
Мне довелось читать воспоминания Маршала Конева о Кировоградской
операции. Маршал, видимо, правдиво изложил и свои замыслы и их
удачное воплощение. Сомневаться в чем-то, у меня нет оснований.
По его приказу двигались танковые дивизии, расчленяли противника,
уничтожали по частям.
А вот со стрелковым полком нашей дивизии, который двинулся вместе с
нашим дивизионом ночью к Кировограду, как передовой отряд дивизии,
дело вышло иначе.
Под утро мы вышли к деревне Обозновка, и заняли перед ней пушечными
батареями позиции/на прямой наводке/, гаубичную отвели несколько
назад и поставили в балочку за высотку. Впереди пушечных батареи
тянулась цепь холмов, и чистый снег, покрывавший их, нежно розовел
под лучами восходящего солнца.
Пехота и обозники скрылись в деревне. Было начало января и они с
удовольствием влезли в тепло.
По холмам виднелась траншея, запорошенная снежком. Ни людей, ни их
следов не было видно.
Командир дивизиона капитан Скибицкий, осмотрев позиции, двинулся со
взводом управления к командиру полка в деревню. Замполит Игитян ушел
на третью батарею. Я остался с двумя пушечными.
Не прошло и получаса, как в траншее забегало до десятка немцев,и
появились два легких танка. Все было обычно.
Но вскоре по холмам стояло уже несколько десятков танков.Начинался
неравный бой.
В общем, нас раскромсали в пух и прах.
После Курской битвы на разбитые орудия я смотрел просто: разбили? -
отремонтируем! Но рядом с орудиями гибли люди, а с ними я прошел
немало трудных дорог, пережил много страшных минут, знал их всех. С
каждым павшим уходил твой брат по оружию, а очередь перед вечным
покоем становилась короче. Мысль, что меня горькая чаша минует, -
твердой не была.
Саше Новикову, моему любимому наводчику в степях под Сталинградом, а
теперь воевавшему командиром орудия, осколком снесло нижнюю челюсть.
Я не видел обезображенного лица - он стоял ко мне спиною, но я
увидел ужас на лицах ребят его расчета и понял, что произошло что-то
страшное.
Новиков достал револьвер и выстрелил себе в висок. Вот я и говорю:
Командующий фронтом описывает победу, а мы? Надо было еще видеть,
как клали на снег танковые пулеметы нашу бегущую пехоту...
К весне развезло дороги, и мы встали в большой деревне Грузкое.
Украинский чернозем поплыл так, что даже танки буксовали и оседали
на днище. Снаряды к орудиям пробовали из тылов подносить людьми и
лошадями на вьюке, но это изобретение начальства оказалось зряшной
затеей: труда много, а толку мало.
- Эх,- вздохнул Скибицкий, - где-то наши верблюды? -
А дело было вот в чем. Позволю себе небольшое отступление, и вернусь
несколько назад В день окончания Сталинградской битвы я возвращался
от тракторного завода к своему блиндажу. Меня нагнал на лошади
полковник Теодорович, наш командующий артиллерией дивизии - высокий,
статный крепыш, он формировал полк в Ставрополе и знал каждого из
нас, ибо не любил сидеть в штабе, а пропадал, по старой
памяти, в полку.
—Виноградов, вон там в балке, - он показал рукой, -стоят два
верблюда! Забери их в дивизион - дельная скотина! Пригодятся! - и
поскакал дальше.
Я подошел к "дельной скотине" и замер на почтительном расстоянии,
совершенно не зная, что с ними делать. В детстве видел их в
зверинце, в загородке, слыхал, что плюются - вот и все мои познания
о верблюдах. Но как их забрать в дивизион и пожелают ли они сами
нести службу в полку? - с такими нелегкими думами стоял я возле
животин, склоняясь больше к мысли плюнуть самому на них и уйти.
Выручил мой батареец, на мое счастье, проходивший мимо. Я поведал
свое горе, а он спокойно подошел к верблюду, сказал: "Чох! Чох!"и
постукал по передним ногам. Тут произошло невероятное: верблюд
опустился на колена, солдат забрался меж горбов и весело предложил:
-Садитесь на второго!-
-Н-е-е-т... Дойду пешком! -
Так верблюды стали нашими. Действительно, оказались нужнейшей
скотиной, и даже в тяжелых снегах помогали таскать пушки.
Но случилась беда. В одном из боев, когда поднялась стрельба,
напуганные верблюды легли и отказались двигаться. Немцы заняли
деревню, а убежавший старшина, доложил, что "верблюды сдались в
плен".
Правды ради, надо сказать, что некоторое время спустя, мы встретили
"пленников" в соседней дивизии, они старательно тащили кухни. Но
вернемся к жизни в деревне Грузное.
Марк Бенционович Зейфман, милейший человек и тонкий дипломат, сумел
уговорить командира полка и забрал меня к себе помощником. Зажили мы
с майором Зейфманом припеваючи.
В обороне, как всегда, всякие поверки, учения. Тут меня Зейфман
использовал, как говорили связисты, на полную катушку.
То я проверял что-нибудь на огневых позициях, то состояние конского
состава, то еще что-то артиллерийское, в таких делах Зейфман не
разбирался и был доволен, что обрел такого помощника.
Однажды, после звонка из штаба дивизии, майор Зейфман взял карту и
показал:
-По этой высоте проходит наш передний край, съезди и уточни, там ли
он? -
Вскочил на коня, и с ординарцем поскакали на высоту. Едва выехали
за деревню, как повалил густой, липкий снег, поднялся сильный ветер,
ладно хоть дул нам в спину. Лошадь из вороной стала серой, а мы с
ординарцем уподобились дедам Морозам, только без бород. По высоте
поехали шагом. Нашли двух заметенных солдат.
- Где передний край? Есть кто впереди? -
- Есть! Там дальше! -
Поехали дальше. Действительно, впереди лежала неокопанная пехота, но
лежала она к нам головами! Ветер выл и гнал по земле снег им в
глаза, солдаты отвернулись от ветра и снега, подняли воротники, их
залепило снегом не меньше чем нас с лошадьми. Автоматы глядели в
нашу сторону. Господи!
Как еще мы не умудрились подъехать к ним с расспросами о переднем
крае!...
Вскоре мы с майором Зейфманом расстались, прекратились наши вечерние
беседы у теплой печки, рассказы о милой Одессе. Здесь я впервые
услышал название улицы - Дерибасовская! -, на которой или
начинались, или заканчивались его смешные рассказы и анекдоты.
Случилось так. Командир корпуса проводил сборы командиров полков,и
пожелал показать им действие гаубичного бронепрожигаюшего снаряда,
только поступившего к нам на вооружение.Нашелся разбитый и до лета
засевший в грязи танк.
Командир 2-го дивизиона капитан Толстолук поставил метров на ЗОО
гаубицу и привез снаряды. Ему приказали провести показные стрельбы.
Майор Зейфман послал меня проверить готовность орудия - обыкновенная
забота штаба.
На огневой хлопотали командир батареи с командиром орудия, но ни
тот, ни другой не знали по какой шкале прицельного барабана
устанавливать прицел: снаряд был новый, а инструкцию приложить не
удосужились. В таких случаях артснабженцы высоких рангов испаряются,
и получить "указания" бывает не у кого.
Снарядов было всего 8 штук - это очень мало для экспериментов,но
выход был один: поставить прицел по любой шкале и сделать 1-2
выстрела, т.е. пристрелять этот злосчастный танк. Так и сделали.
Первый снаряд много не долетел. Мы прибавили прицел и вторым ударили
по гусенице. Все успокоились - по танку попадем. Велел прицел не
трогать, а при наводке взять чуть повыше и снаряд будет в танке. Я
уже год стреляю по танкам и опыт имею.
На стрельбу высыпали командиры полков и весь генералитет.
Интересно, новый снаряд!
Встали на высотке, метров 150 недоходя до танка.
Первый же выстрел поверг всех в ужас и грязь: снаряд ляпнул с
брызгами в болотину напротив генеральской высоты.
Крик поднялся ужасный! Туповатый, не быстрый на мысли капитан
Толстолук бубнил что-то невнятное. Зейфман заспешил на огневую:
подальше от начальства. Я был давно там.
Командир батареи, видя, что все шишки упадут на его голову, доложил:
- После вас пришел капитан Толстолук и велел убавить прицел на 6
делений.-
- Вы доложили, что танк уже пристреляли?-
- Доложил !-
На другой день заехал в штаб командующий артиллерией дивизии.
Далее передаю рассказ майора Зейфмана.
Командующий, между прочим, спросил:
- Зейфман, а кто у вас помощником? -
- Капитан Виноградов! -
- Что вы его держите в штабе? Поставьте командовать 2-м
дивизионом, а себе возьмите Толстолука!-
Так было дело или иначе, но я - на коня, и вечером был на НП
дивизиона.
Смены никакой не было. Толстолук уже убыл.
В дивизионе встретил двух старых знакомых: командира орудия Арсения
Быстричкина, из той батареи, с которой отбивался от пехоты в первом
бою. Его друзья шутили:
- Арсентий, твой командир батареи дивизионом командует, а ты все
пушку катаешь!-
Вторая встреча - курсант из училища, ныне командир орудия Фишер. Он
почему-то не захотел стать лейтенантом в тяжкие дни нашего
отступления, но сейчас исправно командовал орудием. Не любил я
влезать в душу человека - не хочет, значит имеет причины. Воевать он
не отказывался, все остальное - его дело.
Я не понимал тогда, да и сейчас лишь смутно догадываюсь, почему
начальник учебной части подполковник Муфель, умный и толковый
офицер, не отчислил Фишера сразу, но довел цело до выпуска.
При выпуске, поскольку он шел на одни двойки, я аттестовал его
сержантом.
Полковнику Волкенштейну мое решение очень не понравилось. Что
поделаешь? Но он решил лично проверить знания курсанта.
По сибирскому морозу мы быстро добежали до штаба, прихватив с
собой буссоль, бинокль и карту.
Выяснение знаний матчасти приборов времени не заняло - все было ясно
с первой минуты. Тогда принялись за карту. Полковник для начала
указал какой-то знак на карте.
Фишер, разглядывая мелкое изображение, нагнулся над пальцем и я с
ужасом увидел крупную каплю на конце носа, / я же говорил - мороз!/
В голове замелькало: Упадет? Не упадет?... Да отвечай же, дьявол,
хоть что-нибудь!...
... О, боже!!!...
Предательская капля смачно шлепнулась рядом с пальцем экзаменатора!
- Убрать к чертовой матери!- рявкнул Волкенштейн, и мы вылетели из
кабинета.
Командир батареи, слушая мои рассказ, тихо смеялся, а потом серьезно
сказал:
- Больше никому не рассказывай, ты слишком красочно повествуешь! Кто
спросит, отвечай: "Был. Полковник решение утвердил." -
Я так и поступил. Неприятностей не имел.
После войны, в Чехословакии, коротали время в дороге генерал Арефьев
и три офицера, в том числе и я. Генерал рассказывал о своей
рязанской юности , о работе преподавателем в Академии, об отношениях
с генералом Власовым / он был у него Командующим артиллерией Армии/,
как поругался с ним и был отозван из Армии, за что горячо благодарил
Бога. Потом спросил, где служил я.
- В Киевском училище? У Волкенштейна?-
- Да! -
- Ну и как?-
О службе рассказывать не интересно. Дело обычное, и я рассказал, как
представлял курсанта Фишера пред грозные очи начальства. Дело было
прошлое и я рассказывал свободно и весело - на то они и существуют
дорожные рассказы.
Генерал Арефьев хохотал до слез, потом, отерев платком глаза, как-то
неопределенно сказал:
- Знаю, знаю Сергея Сергеевича! -
Удивительного здесь ничего не было: генерал Волкенштейн командовал
громадной дивизией прорыва и находился на нашем фронте. Хозяйство
большое и мощное, и только теперь я задал себе вопрос: как мог
Волкенштейн,ранее работавший нашим резидентом в Америке,/по его
рассказу - держал лавочку /, как он мог получить столь сложное
артиллерийское соединение/6 бригад/, будучи специалистом в
разведовательной службе?
Через 45 лет волею случая я снова столкнулся с фамилией Волкенштейна.
Теперь генерала в отставке, осевшем в Жмеринке.
Писатель Виктор Астафьев воевал рядовым в одной из бригадтой
дивизии. При удобном случае генерал пригласил Астафьева в гости.
Ну как же - однополчане! Вспоминали фронтовые дела, генерал не
преминул высказать мысль,что об их дивизии нужно написать книгу. В
результате теплой встречи за обеденным столом появилась большая
статья писателя,наполовину состоявшая из пересказа повествования
Волкенштейна о своих боевых делах. И пусть была бы статья,все воины
вспоминают, в разной степени привирая, опуская не выигрышные для
себя моменты,но тут ...
Тут было и как пьяница да еще дурак Командующий артиллерией Фронта
его,Волкенштейна,притеснял.Как он получил звание Героя "в обход
начальства". Как он всегда пекся о "братьях солдатиках". Не забыл
упомянуть известный случай /на нашем фронте /,когда одна из бригад
его дивизии попала в трудное положение и была разгромлена, но он не
оставил ее в беде , дал радиограмму:"Действовать по
обстоятельствам".
Последнее переполнило,как говорят,чашу моего терпения,и страшно
возмутило. Я вспомнил,как в бою на Северском Донце один начальник
штаба кинулся выдирать из беды батарею, а другой передал мне по
телефону,что отключается,а ты, комбат. " действуй по
обстоятельствам", и исчез. Этот трюк я запомнил и оценил должным
образом.С горяча я сел и написал Астафьеву письмо, в котором прямо
сказал,что хитрый Волкенштейн,говоря языком студентов,повесил
доверчивому писателю лапшу на уши,желая иметь книгу о себе в столь
талантливом исполнении. Мастерство Волкенштейна-резидента у меня не
вызывало сомнения, и направить мысли писателя-солдата по нужному
руслу,ему не составляло труда.
Кратко смысл письма сводился к следующему:
- Не напутал ли Астафьев с Командующим, ибо тот не был пьяницей и
дураком? На такой должности дураку нечего делать, а пьяницу
трезвенник Конев И.С. прогнал бы через пять минут.
- Насколько я понимаю, Героя получают не "в обход начальства",
а подвигом. И если истинный разведчик отыскал иной способ "добычи"
славного звания, то это уж дело его совести.
- Не забыл высказать свое мнение о брошенной на произвол
судьбы бригаде. И правильно, что Волкенштейна хотели судить. Спас
Маршал Конев: не к его выгоде было давать делу ход.
Писем Астафьеву прислали целый чемодан, который он в сердцах засунул
под диван /его слова /.
Нам же всем писатель ответил гневной отповедью в газете.И тут
произошел конфуз. В газету написали те, кто воевал рядом с
Волкенштейном.
Оказывается, "братиков солдатушек" он так любил, что зачастую свою
неуемную к ним любовь выражал ударом кулака по физиономии.
И предлагали посмотреть формулировку партвзыскания от очень высокой
инстанции за мордобой.
Напомнили о каких-то меркантильных делах, за которые Военный Министр
написал "не подпускать к Москве на пушечный выстрел", и засел в
Жмеринке генерал до демобилизации.
Что мое письмо писатель прочитал, меня убедила фраза: "некоторые
пишут, не напутал ли я, тот ли это Командующий?" . Слава Богу, не
зря трудился...
Я помню, генерал Лелюшенко в трудную минуту взял автомат и принялся
со всеми отбивать атаку на НП.
Генерал Рокоссовский, когда обсуждался вопрос о возможном окружении
войск фронта на Курской дуге, заявил, что он будет с войсками
фронта. Видимо, храбрый полководец не считал достойным звания
солдата слать телеграммы издалека. У каждого своя мораль... А Виктор
Астафьев зря осерчал.
В ходе войны неизбежны потери. Но потери бывают разные. Обидно за
глупые - вспомним того замполита, который пострелял из пистолета по
снаряду. Но бывают случайные или, скажем, роковые .
Стояли в обороне, все тихо, спокойно. Начальник связи решил помыть
своих подчиненных. Натянули палатку, смастерили печку, на костре
грели воду. Все в тылу, в овраге.
Прилетел единственный снаряд, разорвался довольно далеко, но шальной
осколок срезал наповал сержанта Кульбацкого.
К потерям не привыкнешь, но бывали до слез обидные случаи гибели
людей и, скажу прямо, от собственной глупости, иначе не назовешь.
Наступали мы под городом Кировоградом на небольшой городок
Новоукраинку. Днем шел мокрый снег, а порой и крупный спорый дождь.
Промокли до нитки, к вечеру подошли к городу, но взять его не
смогли. Залегли.
Ночью ударил мороз. Час лежим, другой. Стали замерзать. Тогда
командир батальона сказал: - Или здесь замерзнем, или возмем город.-
Достал пистолет и пошел в город, солдаты потопали за ним. Немцы не
стреляли.
Без выстрела вошли в город и, как водится, стали искать места
потеплее - согреться, обсушиться. Про немцев спросили - говорят,
были, но куда-то делись.
А на утро стрельба. Оказалось, немцы в одних домах сушатся, а наши
рядом. Ничего, сдались, они народ дисциплинированный .
Наш командарм А.С.Жадов в своих воспоминаниях пишет: "Штурмом
овладели городом Новоукраинка"... Наверное и в приказе Верховного
так написано.
Таких"штурмов" я больше не припомню. До сих пор в памяти, как
хозяйка кормила нас картошкой в мундире и квашеной капустой.
Картошку мы брали из огромного чугуна, а бочка с капустой стояла
здесь же в углу, и хозяйка подкладывала ее в большое эмалированное
блюдо.
От мокрых шинелей валил пар, мы тоже припотели от усердия. Подремали
и тронулись дальше.
Солдаты же стрелковых полков наткнулись ночью на древесный спирт, а
в результате около двух сот человек отравились. Спасать было некому
и нечем. Большинство умерло.
Более нелепых потерь я не припомню. Мертвых не осудишь, но погибнув
от дурацкого спирта, право же, славы не заслужишь.
Говорю так потому, что сам случайно избежал отравления. Наступали мы
по Украине, заняли какую-то большую деревню.
Огневые взвода были еще на подходе, а разведчики и связисты
расположились уже по хатам. Здесь нам предстояло покормить людей и
шагать дальше.
Я с разведчиком поехал к командиру батальона узнать о времени
выступления. Командовал тогда батальоном угрюмый медведь лет 35-ти.
К его нелюдимому отношению я привык - что мне с ним детей
крестить? - а с заместителями отношения сложились хорошие.
Начальство отыскал в большом доме в центре села. Командир сидел за
столом, а зам.по строевой и две связистки забрались на кровать / их
вымытые сапоги сушились возле печки / и разбивали какие-то ампулы,
сливая их содержимое в бутылочку.
-А, бог воины! Привет! Садись за стол, сейчас сольем все ампулы и
перекусим! - зам. по строевой был уже навеселе.
-А что там у тебя? -
-Да вот спиртом разжились!-
-Хороший? -
-Спрашиваешь? Медицинский - в ампулах! Я уже пробовал!-
Медицинский так медицинский. Я сел на лавку и стал ждать, когда
заполнится бутылка. Но в окно увидел, как по грязи топают мои битюги
с пушками, и следом дымила кухня - махнул рукой на угощение, поем из
своей кухни. Сел на коня и повел батареи на огневые - дело прежде
всего.
После обеда прилег на солому возле пушек и задремал. Разбудили
огневики, они отскребали с боевой оси соседней пушки налипшую грязь.
Ехать к командиру батальона расхотелось, послал начальника разведки
- когда будем выступать?
Разведчик обернулся быстро. Едва осадил коня, полушепотом доложил: -
Товарищ капитан, беда!-
-Что такое? -
-Командир и зам. отравились! -
-Как?!! -
-Да спиртом каким-то! -
Я поскакал к штабу. На улице замполит строил батальон для движения.
Увидел меня - только махнул рукой.
В доме возле печки, рядом с вымытыми сапогами, лежал мертвый зам.
по строевой. Командир сидел, грузно навалившись на стол, руки
сжимали голову, взгляд расширенных глаз был неподвижен и страшен.
- Неужели нельзя спасти!!? - взревел он, и рванул волосы так, что
в обоих кулачищах остались клочья вырванных волос. Потом без
сознания грохнулся на пол.
Батареи вытянулись на дорогу и мы тронулись следом за батальоном.
Что было на душе, объяснять не надо. Три года воевали люди, прошли
Сталинград и Курскую дугу. Неужели минутой слабости они перечеркнули
свои прежние заслуги? Недоброй памяти иметь не надо, осуждать тоже
не надо - их уже нет, но и сравнить эту гибель с гибелью тех
летчиков, что горели на ИЛ-ах - будет кощунством.
к содержанию
главная страница |