Тверская региональная общественная организация

Дети погибших защитников Отечества

 

Воспоминания о военном детстве и юности

Родилась я 1 апреля 1941 года в крестьянской семье Коротковых Ивана Дмитриевича и Анастасии Семеновны в деревне Василь-Тумашевка Колпнянского уезда Орловской губернии. Помимо меня в семье уже было пятеро девочек (12, 8, 6, 4, 2 лет) и один мальчик (10 лет). Я стала седьмым ребенком. В апреле то­го же 1941 года отца вызвали в военкомат, после чего домой он уже не вернулся. Позднее мама получила письмо-треугольник, в котором сообщалось, что в связи со сложной международной обстановкой и большой вероятностью начала войны с Германией ее муж, Коротков Иван Дмитриевич, был призван на военную службу.

До войны мой отец работал бригадиром в колхозе "Ленинский путь". В нашей семье он был единственным мужчиной и вторым взрослым человеком. Поэтому по­сле его ухода на фронт семеро несовершеннолетних детей остались на материн­ских руках.

С началом войны на протяжении многих лет главным смыслом в жизни на­шей матери стало выжить самой и поднять своих малолетних детей. Из всех де­тей я была самой маленькой, настолько, что ничего еще не понимала из того, что происходило вокруг нас. И именно со мной 35-летняя женщина оставшаяся одна без мужа с маленькими детьми связывала свои самые светлые надежды на будущее. И именно благодаря тому, что мы ее дети стали смыслом жизни нашей матери, ей удалось пережить ад военного лихолетья. Не случайно говорят, что надежда уми­рает последней. Поэтому и имя, которое дала мне мама - Надежда.

Осенью 1941 года в деревню вошли немцы. Несмотря на то, что они уже по­няли, что война в России не идет ни в какое сравнение с их победным маршем по Ев­ропе, они все еще были уверены в своей скорой победе, поэтому были бравыми, на­глыми и высокомерными. Под тяжестью, входившей в деревню, немецкой техника дрожала земля. Часть немцев приехала на подводах, запряженных лошадьми.

Немцы сразу заняли все дома в деревне, а тех, кто там проживал, выгнали на улицу. Было уже холодно и маме с детьми надо было срочно искать хоть какую-то крышу над головой. На долгие месяцы нашим домом и убежищем стал земляной по­греб, вырытый отцом еще до войны в стороне от дома.

Мы прожили в нем весь период оккупации - год и 8 месяцев. Мама почти ни­чего нам не рассказывала, как ей удалось выжить самой и уберечь нас. Когда после войны мы спрашивали ее о том времени, мама не могла говорить, так как сразу на­чинала плакать, и мы отставали от нее со своими вопросами. К сожалению, а мо­жет быть и к счастью, со смертью нашей матери мы уже никогда не узнаем, как все было на самом деле ...

В июле-августе 1943 г. произошло одно из крупнейших сражений Великой Отечественной войны - Курская битва. В начале июля 1943 года боевые действия велись непосредственно и в нашей деревне, которую нашим солдатам также при­шлось освобождать от немцев...
Наша деревня располагалась на гребне косогора. Внизу, у его подножия, ру­чей, а за ним ровное поле. Длина подъема в гору по косогору всего каких-то двести метров. Но чтобы взять штурмом деревню нашим солдатам пришлось преодоле­вать этот подъем под огнем противника.
Штурм длился несколько дней. Стоял страшный грохот, то затихающий, то усиливающий вновь. Все вокруг было в огне и дыму. Несколько раз наши пыта­лись овладеть этим косогором, но каждый раз атаки наших солдат захлебывались в крови. Наши бойцы отходили назад на исходные позиции, оставляя на поле битвы десятки убитых и раненых. Повсюду был кромешный ад, и казалось, что не будет конца этой кровавой бойне.

И вот, наконец, во время очередной атаки нашим солдатам удалось доб­раться до немецких окопов. Завязалась рукопашная схватка. Немцы отчаянно со­противлялись, но остановить русских уже ничто не могло. Они понимали, что если сейчас они не сломят немцев и снова отступят, им придется опять ка­рабкаться вверх по косогору, и немцы снова будут поливать их свинцом, от которо­го погибли уже сотни их товарищей. Поэтому они вложили в эту атаку все свои последние силы, всю свою ненависть к врагу и все свое отчаяние. Немцы дрогнули и отступили.
После окончания боя, когда немцы были выбиты из деревни, оставшиеся в живых мирные жители, выбравшись из своих укрытий, с ужасом увидели, что весь косогор был так густо завален трупами, что под ними не было видно даже травы. Вся земля косогора была перепахана разрывами снарядов, гранат и мин.
Оставшимся в живых, обессиленным жителям, дожившим до освобождения своей родной деревни, понадобилось потом несколько дней для того, чтобы похоро­нить тела всех убитых. У людей совсем не было сил перетаскивать тела на клад­бище. Поэтому прямо там, на косогоре, рыли большие ямы и сбрасывали туда по 8-10 тел, которые потом засыпали землей. И только после войны эти "могилы" были вскрыты и останки наших солдат и офицеров были перевезены в братскую могилу, расположенную в районном центре.

Во время боя за деревню мы все сидели в погребе. Мама иногда отлучалась, чтобы принести нам хоть какой-то еды, строго наказывая детям не вылезать из погреба. Однако детское любопытство моих старших сестер и брата оказывалось сильнее страха и наказа матери, и они вылезали наверх, когда оставались одни. Во время одной из таких вылазок были ранены моя старшая сестра Катерина (1933 г.р.) и брат Семен (1931 г.р.). Семен был ранен легко, а вот ранение Катери­ны было настолько тяжелым, что после освобождения деревни ее пришлось от­править в госпиталь, вмести с нашими ранеными солдатами. С того момента мы так ничего и не знаем о ее дальнейшей судьбе. Потом мы пытались ее разыскивать, но безрезультатно.
В конце июля 1943 года нам принесли "похоронку" на отца. В ней сообщалось, что Коротков Иван Дмитриевич, 1906 года рождения, пал смертью храбрых 7 июля 1943 года. Наши войска били немцев на всех фронтах, и они отступали на запад. Война еще не закончилась, но мы верили, что скоро победим окончательно. После оккупации жизнь в деревне потихоньку стала приходить в довоенное русло.

В августе того же года мы получили письмо от отца, которое было написа­но им еще весной. Он писал, что был ранен, потом проходил лечение в тыловом госпитале, и сейчас направляется в свою войсковую часть, которая была переброшена в другое место. Он очень хотел догнать своих товарищей, с которыми воевал до ранения. Получив это письмо после "похоронки", мы не верили, что наш папа погиб. Мы надеялись, что он вернется после окончания войны. Он очень любил нас всех, беспокоился и заботился о каждом из нас.
Война закончилась, но ее эхо еще на протяжении нескольких лет доносилось до нас, отдаваясь отголоском в наших душах. В моей памяти отчетливо сохрани­лись картины похорон детей, которые подорвались на минах и снарядах, в избытке оставшихся в земле вокруг всей деревни. Каждый раз это было одно общее на всех горе, тонувшее в слезах всех собравшихся.
После войны мужчин в деревне практически не осталось, поэтому скидок на наш возраст нам никто не делал и работать приходилось наравне со взрослыми. Помню, что сама мама работала целыми сутками, не зная ни праздников, ни выход­ных. И нас с малых лет приучала работать честно и ответственно. Работать приходилось и дома и в колхозе: таскали плуги, бороны, убирали сено, хлеба и т.п.

Когда у нас совсем уже не оставалось сил, мы запрягали в плуг нашу корми­лицу-корову и помогали себе, используя ее силу. Плача при этом оттого, что прихо­дилось так поступать, понимая, что если корова погибнет, то нам всем почти наверняка не выжить. Плакали и работали. А когда уже после работы, кутаясь от холода на чуть теплой печке, потому что ее нечем было топить, мы пели песни, плакала мама от радости за нас, что мы у нее такие, и просила повторения песен на "бис".
Мы были жадными до жизни, наверное, потому и выжили несмотря ни на что. Меня называли маленькой старушкой, потому что я рассуждала как взрослая. В нашем доме на стене, рядом с иконой, висела фотография папы. В тяжелые и радостные минуты мы всегда мысленно обращались к нему.
В 1948 году я пошла в школу-семилетку. Школа находилась в деревне Маркино за 3 километрах от нашего дома. Ходили мы туда по очереди, потому что обувь и одежда были общими ("коллективными"), да и домашнее хозяйство требо­вало активного участия детей, так как мама осталась одна. Школа была с печным отоплением и тесными классами. Несмотря на это, нас научили самому главному: любить свою Родину. Я рано научилась читать, поэтому хорошо учи­лась, мечтая о высшем образовании. Но для этого мне необходимо было сначала за­кончить 10 классов.
Был 1956 год. Мне исполнилось пятнадцать лет. Ближайшая средняя школа находилась в 20 километрах от дома, в поселке Ярище. Поэтому многие мои сестры отказались от учебы в этой школе, но я пошла. Мне, как дочери погибшего на фрон­те отца, предоставили место в интернате, в котором я могла жить с понедельни­ка по пятницу, а по субботам шагала 20 километров домой. В воскресение с бухан­кой хлеба и куском сала за спиной шла обратно. И так целых три года. Ходили мы вдвоем с подругой, которую тоже звали Надеждой. Уставали мы с ней до изнемо­жения. Дорога проходила через лес, где рыскали голодные волки. Было очень страш­но. Но я знала, что помощи мне ждать было не от кого, а в жизни надо было как-то определяться. Терпела, потому что душа была полна оптимизма и надежды на светлое будущее.
После окончания десятилетки я уехала в Курск, где уже жила моя стар­шая сестра. Там поступила на вечернее отделение Политехнического института. Но надо было на что-то жить, поэтому подрабатывала сначала на табачной, по­том на кондитерской фабриках. На 4-м курсе перевелась на дневное отделение Торфяного института в Калинин. Жила в студенческом общежитии на одну стипендию, питалась кое-как, но радовалась жизни и была счастлива. Хотелось многое знать и многому нау­чится.

Вот уже несколько лет как нет в живых моей мамы. Но все равно до конца своих дней я буду считать себя в долгу перед ней за то, что она в таких неимовер­ных условиях смогла меня уберечь и вырастить.

Н. КАНАЕВА, дочь погибшего защитника Отечества.  
переход на первую страницу                                                                

 

Переход на главную страницу ВИИЦ
alex _43@ mail . ru


2006г.